ВЕРДИКТ

В послевоенном Михайловском суде, ещё не абы в каком, а народном, располагавшемся на перекрёстке улиц Мира и Торговой, где безраздельно царил и властвовал мудрый нарсудья Валюшкин, слушалось очередное пустяшное дело, впрочем, как раз и привлекающее наибольшее собрание публики. Машка Пономарёва обвиняла своего Димку ни больше, ни меньше, чем в супружеской измене с Веркой Рябой, и требовала на их головы всяческие кары вплоть до развода или как минимума строгого взыскания по профсоюзной линии. Партийцев тогда за аморалку в нарсудах не судили, их заранее вычищали из рядов ещё на парткоме.
Верка – разведённая дебелая бабища, торгующая пивом на вынос и пользующаяся благосклонностью многих алкашистых мужичков за минимальные презенты или даже несколько скомканных засаленных купюр, с олимпийским спокойствием взирала с презренной скамьи на всё происходящее вокруг. А вот Димка – завгар райпо, не знал, куда девать от стыда бегающие глаза и дрожащие руки, поминутно утирая платком заливающее потом лицо. И дёрнул же его чёрт тем душным майским вечером лихо подвернуть на «газоне» в сумерках к Веркиному ларьку, хотя прекрасно знал, что у Машки в холодильнике стоит приготовленная запотевшая белоголовка. Продавщица же откровенно скучала, выставив в амбразуру ларька скрещённые налитые локти и всё, что могло уместиться между ними, выпирая из пазухи. И уж так судьбе было случиться, что вскоре на ларёк был навешен увесистый амбарный замок, а сладкая парочка оказалась на близлежащей копёнке сена, вперемешку с пластиковыми пивными стаканами, крупно нарезанными чехонками и толстолобиками, беспорядочно разбросанными деталями как женского, так и мужского туалета.
По той же воле рока как раз у той самой копёшки бабка Шандыбиха ещё утром вбила колышек, привязав к нему на прокорм свою козу Рогатку. Сама же она, замотавшись неотложными делами, вспомнила о своей кормилице лишь к вечеру, и отправилась выручать её из ненавистного полона.
Коза, к тому времени насытившись, мирно дремала, сложив рогатую головку между своих резвых ножек, совсем не обращая внимания на зацепившуюся за один из её рогов светлую тряпочку. Зато это стало предметом пристального внимания Шандыбихи, которая сразу вся как-то подобралась и пристально зазыркала вокруг своими маленькими глазками-буравчиками. Она сразу распознала эту тряпочку – женские трусы. Признала и их владелицу. Только Верка Рябая, покупая комплект нижнего женского белья, обязательно крупно вышивала на причинном месте красными нитками мулине заветный вензель «В» и рядом маленькое сердечко. Очевидно, сильно надеялась девка на какое-то своё женское счастье.
Причём этот предмет женской одежды, хорошо был знаком не одной, только бабке Шандыбихе. Ежегодно ранним весенним утром горожане, идучи по своим неотложным делам, видели на одном из деревьев многочисленных михайловских скверов, полощущееся на ветру это греховное знамя с тем самым вензелем, означавшее, что сезон Любви открыт.
Шандыбиха, зажав важную улику в сухоньком кулачке, сторожко двинулась вглубь развороченной копёшки…
Позже, приглашённой свидетельницей на суд, она так описывала всё происходящее:
- Стемнело уже, иду, а самой жутко. Слышу – то рычат, аки тать в ночи, то сопят, повизгивают. Подобралась ближе, а это Димка на Верке трудится, ябутся, одним словом.
Народ в зале гадливенько, но громко захихикал.
- Стоп-стоп-стоп, бабушка! – перебил свидетельницу судья Валюшкин. – Вы где находитесь? В суде, а не на базаре. Выбирайте всё-таки выражения! Не еб…, тьфу, а, например, прелюбодействуют, хотя вам это не выговорить, ну скажите «сношаются», например. Поняли?
Шандыбиха согласно закивала головой и быстро продолжила:
- Я и говорю. Смотрю из-за кустиков – Верка лыдками белыми дрыгает, сверху Димка бутербродом. Ну, думаю, как это вы говорите, «сношаются». А ближе подошла – хрен там! Как есть ябутся! Да разве же я могла такое с чем-то спутать? У меня мужика-то ещё в гражданскую убило, а и не в монашках чай жила. Это дело мы до тонкостей знаем!
Смеялся зал. Уткнувшись в бумаги на столе, вздрагивал плечами и грозный Валюшкин.
Протокол того заседания не сохранился. Да и так ли это теперь важно?
Так ли уж вредна цензура?
Даже в самом страшном сне не мог представить современные перлы из рекламных роликов. О модных шторках на балконных дверях: «Вам надоели комары, мошкара и мотыли? Покупайте самозахлопывающиеся балконные шторки!». Любому нормальному человеку ясно, что имелись в виду мотыльки – насекомые, а никак уж не личинки-червячки будущих комаров.
«От заката до рассвета вся земля теплом согрета. Тянет, манит, обжигает – много солнца не бывает». Вот такой слоган. Аллё, гараж! Ночь на дворе. И всё это на центральных каналах телевидения на протяжении нескольких месяцев!
Во времена моего детства в ходу была шутливая песенка: «Папе сделали ботинки на высоком каблуке. Папа ходит по избе, бьёт мамашу». Если этот текст много раз произносить, не разделяя предложений, не делая особого акцента на артикуляции, то смысл приобретает неприличный характер: «Папа ходит … бьёт мамашу папИЗделали ботинки…». Эта хохма пришла на ум, когда увидел рекламу средства «Диары». «Диара» от диареи. Изобретите наконец, уже какую-нибудь «Диару» от рекламы! Чтобы ничего не ПРО … пустить.

Виктор Сухов